Ты придешь к нему в десять с отличной шуткой - чаем и солью в нем вместо сахара. Он попробует и ничего не скажет, только посмотрит. Ты еще не знаешь этих слов, но уже чувствуешь их во взгляде.
И ты придешь к нему в двадцать, и скажешь - Отец, меня выгнали из института. - Ну и мудак, буркнет он. Он так и не узнает, что это был твой выбор, и что тебе потребовалось приложить усилия, чтобы выгнали, и что ты тянул до последнего, чтобы он не узнал и не вмешался и не исправил, потому что мог.
И ты придешь в тридцать, и скажешь - Отец, я женюсь на женщине, у нее есть ребенок. - Ну и мудак, скажет он в очередной раз.
В тридцать пять придут к тебе и скажут - у нас есть отличный проект, выступи, ты же можешь. И, видя колебание, добавят - Отец будет тобой гордиться. И ты прогонишь их, совершенно точно зная, что на самом деле скажет отец.
А потом ты... не придешь. И не придешь снова. И снова.
И в пятьдесят ты вернешься и закричишь - Ава, отец мой, чужие люди ищут для меня могилы родственников и тех, кто еще жив, но так далеко, что не видно! Почему ты оставил за собой лишь черную дыру? - Вовремя спохватился, мудак, ответит фотография со стены колумбария.
Мальчики. Юноши. Мужчины.
Мы можем стараться заслужить отцовское принятие всю жизнь, и можем отказаться его заслуживать - разницы нет. Ведь сколько бы нам не было лет, его отсутствие всё равно будет рвать душу.